|
ooxi
|
 |
« Ответ #11 : 07 Октября 2011, 02:03:11 » |
|
Проба 1.
Москва. Лето 2000. Сахаровский центр. Проведение через разное. Семинар для педагогов и воспитателей
Я собиралась в Москву, и рассказала об этом своей израильской подруге Вики, потрясающей певице, с которой мы вместе чего только не делали: снимали и снимались в фильме про кабаре в гетто, ставили спектакли, иногда занимались с детьми в Израильском музее. Вики любила заходить ко мне во время занятий, и тотчас вовлекалась в происходящее. Бывают же такие люди, которых жизнь одарила по полной программе – красавица, певица, пишет стихи, сочиняет мюзиклы, поет с симфоническим оркестром, не зная нот, никому и в голову не придет, что она запомнила свою партию после двух репетиций.
А что ты там будешь делать? – спросила она.
Я ответила – заниматься с учителями и воспитателями.
Чем?
Не знаю пока.
Вики сказала, что она тоже едет в Москву, заниматься со мной не знаю чем не знаю с кем, это у нас получается!
Но как же с визой, с билетами?
Вики сказала, что обратится в министерство иностранных дел, скажет, что едет давать концерт в Сахаровском центре. Поскольку она известная певица, ездила в Индию по приглашению самого Далай Ламы, ей поверили, и она прилетела в Москву. Первое, что мы сделали - отправились в школу для детей с нестандартным поведением, так, наверное, можно определить то учебное заведение, в которое я ее привезла.
Вики заикается, когда поет не заикается, когда говорит – заикается. Она спросила меня, а заики тут тоже есть. Разумеется, заики там были. И вот эта красавица начинает рассказывать о том, как над ней в детстве издевались, как ни у кого не хватало терпения ее выслушать, и как она от этого страдала. Пока, в один прекрасный день, не начала петь. Пела и не заикалась! Все ее обидчики услышали, как она поет, и попросили у нее прощения. Я, понятно, выступала в роли переводчика. За полчаса она превратила зал в хор, тамошние заики потеряли голову от счастья, они пели и не заикались. И те, кто над ними прежде подтрунивал, попросили у них прощения. Потом мы "искали голоса" разных предметов – стола, отопительной батареи, плинтуса и т.п., еще чего-то там понатворили, и довольные, пошли к метро.
По дороге Вики говорит – но все же, что ты собираешь завтра делать в сахаровском центре. На самом деле, я написала программу, но, поскольку не была уверена в том, что буду ей следовать, сказала, что на месте разберемся. На месте, так на месте.
А сама думаю – интересно, как все складывается – единственное, что я не подготовила к занятиям, так это музыкальную часть. Улитка, нарисованная просто так или под "сворачивающийся" звук – это две разных улитки, "немая" будет выглядеть как абрис, силуэт, вторая будет объемной. Теперь у меня есть Вики, которая способна спеть любую линию. Говорить ли об этом сейчас? Нет, не буду. Это ее может напрячь, вроде как я ставлю перед ней задачу. Лучше вообще не говорить о предстоящем занятии, меня это может сбить.
Перед работой с детьми мне всегда нужно было полчаса пешего хода в полном бездумье. Наверное, это своего рода медитация, ведь занятие начинается с того момента, как входишь в класс. Если я знаю, что буду делать, я этого никогда не сделаю. К моменту, когда мне нужно будет воплотить задуманное, я уже буду такой уставшей от желания достичь поставленной цели, что и сама цель и движение к ней обесценятся – ведь я уже все проиграла в уме. Совсем другое – когда не знаешь, что произойдет. Это интригует.
По моей просьбе мне прислали списки и краткие биографии участников семинара. Там числилась и учительница рисования из Грозного, в то время шла война, и я думала о теме контрастов, которую разрабатывала на занятиях Фридл. В экстремальных ситуациях важно определиться, что да, что нет, что свет, что тьма. Тут не до сложносочиненных композиций.
Выходит, с одной стороны я готова – расписана последовательность действий на два дня, изучены биографии участников, но тут появляется Вики. Все надо переводить... Не люблю говорильни во время занятий, а с переводом количество слов удваивается.
Зачем люди записываются на подобные семинары? Хороший вопрос. Ну а зачем они записываются на йогу или на психотренинги? Наверное, чтобы чему-то научиться у профессионалов. Но я не профессионал. У профессионалов есть наработанные методики, у меня, говорю без всякой рисовки, - нет таковых. Но раз записались – значит, на что-то рассчитывают. Отчасти их чаяния были изложены в кратких рассказах о себе. Главное – запастись методиками. Как работать с аутистами, слепо-глухо-немыми, даунами, детьми в стрессовой ситуации, пребывающих в специзоляторах (родители находятся в тюрьме, но еще не осуждены), подростками в специнтернатах, детьми в Грозном, живущих на военном положении, детьми с раковыми заболеваниями, детьми-сиротами, детьми, усыновленными из домов ребенка, - невероятный перечень трудностей и несчастий, с которыми записавшиеся на семинар как-то справляются. Да не как-то, а растрачивая бездну энергии. При той жизни, которую они ведут, непросто ее восполнить. Те, кто всем этим занимается, с трудом зарабатывают на пропитание, мало кто из них может принимать на дому или давать частные консультации, на это не остается сил. Среди семинаристов были и те, кто безвозмездно помогал детям, которых готовили к пересадке костного мозга, и те, кто работал с детьми в специзоляторах.
Что я думаю? Эти люди очень устали. У меня большое желание дать им возможность забыться, потанцевать, посмеяться.
Выговориться. Усесться в круг, и докладывать о себе, кто я, что я, чего хочу.
Нет, это в минус, большие волнения, растрата энергии. Не пойдет.
Моя-то душа сейчас наполнена огромным сочувствием, таким сочувствием, что дышать становится трудно. Какой тут говорить! И мы все начинаем дышать. Мы глубоко дышим, Вики затягивает песню без слов, мы рисуем в воздухе круги, дуем на воображаемую свечу, которую якобы держим на расстоянии вытянутой руки, Вики стучит кулаком между ключицами, и ее голос начинает вибрировать, и все мы делаем то, что Вики, и наши голоса вибрируют в унисон. Мы пытаемся ходить с закрытыми глазами по огромной комнате, но так, чтобы не задеть друг друга, рассаживаемся вдоль стен на матах, открываем глаза.
Мы смотрим друг на друга, и улыбаемся. Изменилось общее состояние. Вот что случилось.
Последние два предложения я произношу вслух. И все кивают. Да. так оно и есть.
Пока еще не пора разговаривать, нужна другая энергия. Деятельная. Расстелить рулонную бумагу, достать уголь. Во время подготовки начинается общение – дай мне скотч, придержи бумагу, задаются вопросы – на каком расстоянии должны быть раскатанные полосы бумаги, как садиться, лицом друг к другу, или еще как-то, - а я приглядываюсь. Вот женщина покрылась краской, волнуется? Наверное, это Хана из Чечни. Кровь. Кровь приливает волнами. Хана! – говорю, глядя на нее. Да, это она. Стройная, высокая, в белом свитере, открывающем шею и плечи. У нее "нервная кожа", она кожей чувствует. Как же ей тяжело сейчас работать с детьми в Грозном!
Я усаживаюсь рядом с ней и начинаю рассказывать о Фридл, о том, как она работала с детьми в лагере, и что мы сейчас будем делать те упражнения, которые в тех условиях помогали детям внутренне собраться, вводили их в общий ритм.
Я говорю, и вижу - краснота отходит, Хана успокаивается. Теперь и я могу отойти от Ханы, стать "общей собственностью". Говорю Вики, что сейчас нужен звук, который нарастает и сходит на нет. Главное – чтобы движение руки совпало с "движением" голоса, голос нарастает, линия усиливается, голос подымается вверх по спирали, вдох, с нажимом, выдох, отпустить руку… Лучше с закрытыми глазами. Чтобы не отвлекаться. Откроем – и увидим, что вышло. Вышло здорово. Почти у всех линии получили объем, оторвались от плоскости. Но кое у кого они не получили наполнения, и выглядят, скорее, как кардиограмма. Не беда. Попробуем спираль еще раз. Как же здорово, что со мной Вики, и не только потому, что ее голос способен рисовать и живописать, а потому что она чувствует людей. Чувствует именно на той глубине, где не нужны слова. Я видела, как она смотрела на Хану.
За 20 минут 40 метров бумаги закончились. Мы ходим и смотрим, у кого что получилось.
Круги, спирали, бесконечности, их можно пропеть, - и мы поем. И снова каскад упражнений, без передышки. Форс мажор под Викино пение. Джазовые импровизации. Те, кто никогда в жизни не нарисовал ни одной абстрактной композиции, превращаются на моих глазах в этаких Кандинских, никто не спрашивает, что это у них нарисовано, люди отдались музыке, если бы кто-то посторонний вошел к нам в класс, подумал бы, что здесь происходит сеанс гипноза.
Сделать паузу? Нет. Сменить материал. Перемена материала – это тот же перерыв. Лепка. Спирали, круги, абстрактные композиции, - мы переводим им в объем, кто-то хочет делать это в глине, кто-то в одноцветном пластилине. Лепка сбавляет скорость, в ней задействована не вся рука, с плечом и предплечьем, а мелкая моторика, во время лепки люди начинают болтать. Дать им поболтать? Нет. Включить Вики. Она может и лепить и петь, у нее великолепная концентрация. Вики поет нам потрясающую цыганскую песню на ладино, это меняет настроение, движения становятся упругими, возвращается та энергия, которую мы бы утратили в словах.
А теперь то, что слепили, превратить в коллаж. Все по-деловому раскладывают на полу наборы цветной бумаги, клей, ножницы, всматриваются в то, что слепили. Как же это сделать?
Ну как? Подобрать цвета, формы… А, тогда понятно! Неужели понятно? Коллажи заняли еще полчаса. Теперь диктанты, расстилаем рулонную бумагу, берем уголь.
Диктую предметы, из которых нужно составить композицию, это тоже задание Фридл, - возвращаемся к звуками и линиям, теперь каждый, кто хочет, поет свою мелодию, и все мы под нее рисуем, - и Хана, кстати, поет, и не краснеет, и Мария, мадонистая мать огромного семейства, четверо своих детей и шестеро приемных, и Галя с Машей, которые работают с аутистами, и Николай, который работает в специзоляторе, - словом, все семинаристы, рисуют, напевая себе под нос.
Переходим к контрастам. Раздаю каждому лист, на котором написаны контрасты – большой-маленький, толстый-тонкий и т.д., - все заняты рисованием.
Пришла корреспондентка журнала "Семья и школа", пожилая милая женщина, хотела сделать со мной интервью, но я предложила ей пока позаниматься вместе со всеми. Она прозанималась целый день, в конце дня подозвала меня и шепчет на ухо: "Правда, я здорово леплю"? Потом по нашу душу явился корреспондент из педагогической газеты, высокий худой мужчина в маленьких очечках. Сказал, что пока понаблюдает. Но наблюдал он недолго. Вскоре я увидела его, сидящим на корточках и рисующим корабль в море, а часом позже – радостно танцующим около своего рисунка!
Мы устроили обеденный перерыв в саду. Вот тогда и пришло время поговорить. И сколько же рассказов я услышала! О том, что действительно происходит с детьми, о миллионах беспризорных, о детях-сиротах, которых по выходу из детдома обязаны обеспечить жилплощадью. На всех не напасешься, и выпускников провоцируют на хулиганский поступок, с тем, чтобы сдать в дурдом, и таким образом снять себя ответственность за обеспечение жилплощадью, Николай рассказывал, что у него дома живет беглец, он сбежал из дурдома, без протеза, совершенно нормальный парень, и Николай теперь ищет кого-то, кто может мальчику поставить бесплатно новый протез, у него таких денег нет. То, что у него таких денег нет, ежу понятно, достаточно посмотреть на его одежду, которой лет тридцать, не меньше. Разумеется, мне это уже рассказывают как иностранцу, я прекрасно помню, как живя в Совке, грузила иностранцев нашими проблемами, но те, сколько их не грузи, все равно не понимают, чтобы понять такое, надо было тут родится и мужать много лет.
Николай с беглецом приезжали ко мне домой, в Химки, -нужно было оценить глубину педагогической запущенности этого беглеца, ведь не мог же он остаться на иждивении Николая, который, как потом выяснилось, тоже был из Грозного, и в Москве скитался по знакомым правозащитникам, и сироту поселил на квартире у одной из них. Запущенность была основательной, но схватывал он быстро, так что мы решили, что если правозащитники позанимаются с ним пару месяцев, он сможет поступить в кулинарный техникум и получить общежитие. Так, собственно, и вышло. А деньги на протез собрал Отец Георгий Чистяков, замечательный священник, увы, ныне покойный.
Еще Вики на глазах изумленной публики избавила от заикания пятилетнюю дочь одной из наших семинаристок. На следующий день несколько человек пришли с детьми, так им хотелось, чтобы "покайфовали", и они покайфовали.
Приезжая в Москву, я продолжаю заниматься с педагогами, которые работают с непростыми, так скажем, детьми, с ними же мы ездили на Валдай, с кастрюлями, баками, поварешками, глиной и прочими предметами, там я познакомилась с потрясающими мамами больных детей, с которыми не расстаюсь по сей день.
Ни один семинар не заканчивается после отвальной.
|
